Этьен Морис Фальконе.
Памятник Петру I (Медный всадник).
1782.
Прошло больше 60 лет после основания Петербурга, но памятника его основателю в городе так и не было. Точнее сказать, он был – конная статуя первого императора по проекту Б. К. Растрелли была изготовлена ещё в 1747 году, но обработка отливки затянулась до 1755 года. А потом наступили новые времена: в 1762-м к власти пришла Екатерина II, и с началом её царствования господствовавший до этого времени стиль барокко (в котором и был создан памятник Растрелли) сменился классицизмом. Екатерина была горячей сторонницей присущей классицизму архитектурной ясности, возвышенной простоты, естественности. Как раз тогда французские регулярные парки сменились английскими пейзажными с «естественными» ручейками и прудами, из парков «изгонялись» даже фонтаны, они-де, по мысли императрицы «мучили воду».
Неудивительно, что когда в 1764 году Екатерина осмотрела стоявший в сарае памятник работы Растрелли, то он показался ей вычурным, архаичным, и государыня вынесла вердикт: «Не сделан искусством таким, какаво б должно представить великого монарха».
Решено, как это бывает у нас часто, пригласить для исполнения нового заказа иностранного мастера. Обычно это бывали мастера второстепенные или подающие надежды, но тут по совету Дидро пригласили самого Этьена Мориса Фальконе – скульптора гениального, уже прославившегося своими работами во Франции.
Фальконе приехал в Петербург в 1766 году и с тех пор непрерывно работал над памятником в созданной для него мастерской целых 12 лет. Примечательно, что все эти годы императрица не встречалась со скульптором, а только переписывалась с ним. Сохранившиеся письма Фальконе говорят о его незаурядном уме, яркой творческой натуре, образованности и юморе. В них он постоянно делится с императрицей своими идеями, подробно рассказывает о своём замысле и этапах его воплощения. А замысел этот был по тем временам необычайный. Великий скульптор ломал все общепринятые представления о памятнике коронованной особе, которую непременно должны были украшать атрибуты власти, а также попранные враги у ног героя.
Фальконе сразу открыл государыне, каким он видит памятник Петру: «Я ограничусь только статуей этого героя, которого я не трактую ни как великого полководца, ни как победителя, хотя он, конечно, был и тем и другим. Гораздо выше личность созидателя, законодателя, благодетеля своей страны, и вот её-то и надо показать людям. Мой царь не держит никакого жезла, он простирает свою благодетельную десницу над объезжаемой им страной. Он поднимается на верх скалы, служащей ему пьедесталом, - это эмблема побеждённых им трудностей».
А потом началась работа. Она оказалась непростой. Фальконе был человеком независимым, вспыльчивым и одновременно непрактичным, он не умел разговаривать с русскими бюрократами и придворными. Довольно скоро у него испортились отношения с президентом Академии художеств И. И. Бецким, руководившим работами. Главной причиной конфликта было, конечно, недовольство Бецкого самим замыслом Фальконе. Человек с несомненным вкусом, образованный и тонкий, Бецкой был самолюбив, он не смог оценить оригинальность замысла Фальконе, пытался «подправить» его, ввести в классические каноны, предлагая скульптору взять за основу памятника древнеримскую статую Марка Аврелия. Эти советы вызывали резкий отпор скульптора, писавшего Бецкому, что он, приглашённый для такой великой работы, не может быть «лишён способности думать и чтобы движениями его рук управляла чужая голова, а не его собственная». Отверг Фальконе и предложение облачить Петра в римские доспехи или в мундир Преображенского полка, полковником которого царь был. Костюм должен быть условным, считал скульптор, это «одежда всех народов, всех людей, всех времён, - одним словом, костюм героический».
Императрица в ответ на жалобы Фальконе писала: «Не обращайте внимания, идите своим путём». И он шёл: в 1767 году создал малую модель, в 1770 году – большую, гипсовую. Тяжелее всего было ваять коня. Для позирования Екатерина предоставила своих лучших жеребцов – Бриллианта и Каприза. На специально сделанный помост раз за разом берейтор въезжал на коне и поднимал его на дыбы. Сотни раз! Только так, писал Фальконе, «при быстром движении только при очень частых повторениях глаз может охватить производимое впечатление». То ли дело нынешним скульпторам – запиши на видео и смотри до одурения! Волнение Фальконе понять можно: как известно, передать движение в скульптуре невероятно сложно. Екатерина успокаивала его и провидчески писала: «Эта лошадь, вопреки Вам и между пальцами вашими, касающимися глины, скачет прямо к потомству, которое, конечно, лучше современников оценит её совершенство». Но и современники оценили творение Фальконе – всех потрясло гениально выраженное «противоречие» в состоянии животного и человека: «Ирой – спокоен, конь – яростен». Голову для фигуры Петра вылепила ученица и, скорее всего, возлюбленная Фальконе М. А. Колло, скопировав лицо с маски государя, снятой при его жизни, в 1719 году, но украсив своё произведение чувством: если вы подойдёте к голове Петра работы Колло, хранящейся в Русском музее, то заметите, что зрачки вырезаны в форме сердечек.
Закончив работу, Фальконе был счастлив – он понимал, что создал нечто уникальное, выдающееся. Скульптор повторял знаменитые стихи Горация: «…не весь умру я…». Дело оставалось за малым: отлить памятник в бронзе… Одновременно подыскивали место для памятника и камень для пьедестала. После долгих споров остановились на площади перед Сенатом. Найти камень оказалось также делом непростым: может быть, впервые в искусстве статуя и пьедестал представляли собой единое целое. Обычно же скульптор, завершив статую, приглашает для создания пьедестала архитектора. Фальконе делал всё сам. В Лахте был найден Гром-камень, который в 1770 году с трудом доставили в Петербург. Уже по дороге его начали обрабатывать в форме, соответствовавшей замыслу скульптора. Это происходило под вой врагов Фальконе, требовавших сохранить «дикую скалу» в первозданном виде. Но Фальконе был твёрд, как эта скала, и стоял на тщательной обработке камня по своему чертежу.
Отливка же оказалась делом также сверхсложным. Никто из иностранных литейщиков не брался за работу, ведь нужно было так распределить металл, чтобы всё огромное сооружение держалось на трёх точках. И тогда Фальконе сам взялся осваивать литейное дело и вместе с пушечным литейщиком Е. Хайловым к 1777 году отлил статую. А потом началась её обработка – чеканка. Скульптор, однако, не довёл её до конца. Он писал, что «устал от сношений с людьми глупыми», от борьбы с Бецким. Наконец, Фальконе был опечален тем, что Екатерина так и не пожелала повидаться с ним и поддержать его. Так в России бывало не раз: она-то и к своим родным детям относится порой как злая мачеха, а тут иностранец, «лягушатник», внук башмачника, всем надоел своими жалобами…
С горечью покидал Фальконе Петербург. В 1782 году его даже не пригласили на открытие памятника, ставшего настоящим триумфом империи, - недаром на пьедестале красовались отредактированные самой Екатериной слова Фальконе: «Петру Первому Екатерина Вторая». А творение Фальконе, названное с лёгкой руки Пушкина Медным всадником, стало символом Петербурга на все времена.
Евгений Анисимов. «Письмо турецкому султану. Образы России глазами историка».
* * *
«Памятник Петру». «Хочу всё знать».
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, ПАМЯТНИК ПЕТРУ I (МЕДНЫЙ ВСАДНИК). 1782.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ:
/00.jpg)
